Я знала, что ждем мы приезда Ленина, русского большевика, одного из преследуемых царизмом руководителей революционного движения. Больше ничего о нем я не знала. 

Дня прибытия гостя мы не знала. Я уехала в Гельсингфорс на съезд женщин, договорившись с сестрой, чтобы она приняла гостя в мое отсутствие и заботилась о нем. 

Дня через два домой вернулась и я. Русский завтракал вместе с моей сестрой Хильдур. Встав из-за стола, Ленин приветствовал меня, поздравил с возвращением. Я с трудом сложила несколько предложений, но с помощью сестры, которая свободно владела русским языком, мы поговорили о моей поездке. 

Как тебе нравится наш гость? — спросила я сестру, когда мы остались наедине. — Почему ты не отнесла ему завтрак в нашу комнату? 

Очень занимательный старичок. Довольно интересный дядька. Я отнесла сперва еду, но он попросил разрешения питаться здесь, чтобы не носить пищу, и чтобы он мог общаться. 

Каждый день в восьмом часу мы уходили на работу, а Ленин оставался в доме. У него была возможность выходить на улицу, когда угодно, а у нас возможность войти, не привлекая внимания.
Ленин был исключительно услужливым и внимателен. Он никогда не позволял мне стелить его постель, всегда стелил ее сам. Сам убирал воду после умывания, топил печь и даже пытался колоть дрова. Как-то засобирался помочь мне вынуть хлеб из печи, лишь бы я ему подсказала как это сделать. Мы уже ощущали трудности с продовольствием, но даже если иногда приходилось ограничиться кашей из очень черной гречихи, Ленин и тогда был доволен и нахваливал эту пищу как самую лучшую.
Вечером с наступлением темноты Ильич выходил на прогулку, иногда задерживаясь очень надолго. Как-то раз выучил слово «номерные бани» и по моему объяснению пошел их искать. Вернулся через пару часов так и не отыскав бани. 

Когда из деревни вернулись мои родители и сын Вили, Ильич часто беседовал с моим отцом, хорошо говорившем по русски. Он интересовался мнением старого рабочего по тому или иному вопросу, и отец, не имевший представления с кем он беседует, рассказывал ему как равному, что его тревожило: о последствиях войны, о дороговизне, и о том, что-же из этого в конце концов будет. Ленин улыбался и говорил: время покажет. Вили сразу полюбил нашего постояльца, жаль разговаривать с ним не мог. Но зато они оба получали удовольствие, когда Ленин поднимал ребенка и усаживал его на печку. Вообще-то Ильич вживался в окружающее и оживлял его. 

Около трех недель прожил Ленин в нашем доме, только на последней неделе он казался нервным, потерял аппетит и беспокойно прохаживал по своей комнате. Я знала о назначенном отъезде, но когда зашла позвать гостей покушать, то заметила в комнате незнакомого мужчину, я стала оглядываться по сторонам, тут незнакомец рассмеялся и этим выдал себя.